А небо, черное, синее, лиловое, в рыжих оспинах света фонарей, окон, проезжающих машин и пролетающих самолетов, постепенно светлеет. К восьми оно уже свинцовое и тяжелое как чугунная сковорода. И на улицах серо и ярко одновременно, жизнь кипит и выкипает из этой чертовой сковороды, бурлит и льется, пачкая все и всех вокруг. Сыплет мелкая ледяная крупа, режет лицо и руки, стелется дым под ногами прохожих, вьется, ластится как бездомная голодная собака.
На остановках, промокшие и озябшие, в квартирах и домах, ленивые и скучающие, в офисах, школах, больницах, магазинах, судах и банках, радостные и печальные, злые, гордые, воодушевленные и потерянные, люди затягиваются первой сигаретой. Город поворачивается на другой бок, устало вздыхает и, сонно потягиваясь, отвечая, тоже прикуривает трубами заводов первую нервную на сегодня, самую горькую и восхитительную. Самую долгожданную и долгую.
Жизнь срывается селевым потоком и с каждой секундой несется все быстрее и быстрее, будто пытаясь обогнать само время.