И быть честным довольно интересно, но, черт... как же иногда муторно держать себя на привязи.
вторник, 13 июля 2010
А если там, под сердцем – лёд, то почему так больно жжёт?
И самое забавное, что всех можно понять.
И быть честным довольно интересно, но, черт... как же иногда муторно держать себя на привязи.
И быть честным довольно интересно, но, черт... как же иногда муторно держать себя на привязи.
воскресенье, 11 июля 2010
А если там, под сердцем – лёд, то почему так больно жжёт?
Вот еще что.
Запомнить обязательно, и повторять как мантру. Помогает хлеще, чем банальное считание до 10.
Это не жизнь такая, это мы такие. Нелепые и невозможные.
Запомнить обязательно, и повторять как мантру. Помогает хлеще, чем банальное считание до 10.
Это не жизнь такая, это мы такие. Нелепые и невозможные.
А если там, под сердцем – лёд, то почему так больно жжёт?
Странные они все же, эти человековидные, ну, которые людеподобные. Сегодня вы вместе живете, а завтра твоя спина мешает жить их ножу.
понедельник, 05 июля 2010
А если там, под сердцем – лёд, то почему так больно жжёт?
Ох, черт. Когда я в себе, я практически невыносим. Нужно бы мне почаще обнаруживать себя отдельно от другого себя. Пусть люди подышат воздухом, порадуются. Мне не больно, а им счастье.
суббота, 03 июля 2010
А если там, под сердцем – лёд, то почему так больно жжёт?
понедельник, 28 июня 2010
А если там, под сердцем – лёд, то почему так больно жжёт?
Некоторую слабость и привязанность к буквам и словам этого человека питаю довольно давно, но тут уж не выдержал. Кое-что, с разрешения, конечно, унес к себе.
Все принадлежит господину Бензину, моей ни буквы, ни обрывка мысли.
Все принадлежит господину Бензину, моей ни буквы, ни обрывка мысли.
Вертинский
Все началось легко и просто. Как иголка наскочила на нужную бороздку пластинки и пошла, полилась сладкая музыка. Он днем разгружал грузовики с арбузами и дынями, а вечером, в неизменном фраке и цилиндре приходил в маленький подвальчик, в один из четырех кривых переулков бархатного декаданса.
Внутри подвальчика по вечерам всегда клубился горько-желтый дым обид. Но это ничего, но это ведь пройдет, стоит только выпить рюмку дешевого портвейна. А может, и скорее всего, рюмку не одну.
В полутемном зальчике всего восемь столиков и маленькая сцена. Каждый вечер, после полуночи и шести рюмок ликера, он поднимается на сцену и что-нибудь читает. При этом, его цилиндр почти касается потолка, да, там так низко. Потолок копченый.
А до этого, он сидит в уголке и ждет. Иногда, но это редкость, сюда захаживает Маяковский. Пьет водку и ест черный хлеб с солью, громко хохочет, хлопает его по плечу, как старого друга и знакомого. Как брата. А их даже никто не представил друг другу.
Он думает, что совсем незаметный и никто не знает,что за человек здесь сидит. Однако всегда, когда она с подносом и первой рюмкой, и сладким десертом подходит к его столику что-то нечаянно случается. Хорек шепчет ему в ухо со стороны головы польские и чешские сказки.
Златовласка влюбилась в Иржика и вместе они убили глупого короля, которого никто не любил – так рассказывала мама. От этого осталась только перспектива. Маленький мальчик, конечно же, не знает, почему у мамы такие худенькие плечики и жадные глаза.
Наверно поэтому, когда Шоша подходит с подносом, рюмкой и десертом, он всегда угощает ее кокаином. Чуть-чуть.
У Шошеньки нет никого на свете, длинные золотые косы, и маленькая спаленка в доме наискосок. Шошанна любит кокаин, которым ее угощает этот странный господин. У господина нервные пальцы, он никогда еще не расстегнул белье на Шошеньке с первого раза. Уходит он всегда рано утром, но перед этим, зачем-то целует Шошу в левую лопатку, если она спит на животе. А если на спине – то в правую грудку.
Закрывая дверь, он тихонько мяукает.
Максимилиан пьет вино и уже, который вечер мучительно страдает. Не помогают даже тонкие ножки Вирки и ее черные кружевные чулочки. Сам того не замечая, он с каждым вечером и каждой рюмкой коньяка, влюбляется в Вирку все сильнее. А она, чешская княжинка, теперь здесь, в четырех кривых переулочках, носит черную шляпку с черным пером. У нее самые обычные глаза и немного печальные волосы.
Маленькая молоденькая актриса с постаревшими глазами пьет горькую. Она, потомственная актриса, как ее мать, и бабушка, и снова, как они – беременна. Так вышло уж, бич ее фамилии – ростовские и харьковские проезжие актеры. Грустные Пьеро с похотливыми глазами убежденных мясников. Но она не вызывает у них отвращения. Очередной с наслаждением стирает с ее кожи белила и румяна, театральные ужимки и гордость. А ей хорошо. И значит, она сумеет и успеет набрать денег на прерывание, правда?
В неизменном фраке и цилиндре он каждый вечер приходит в подвальчик. В нужное время восходит на сцену.
Гнилые лицемеры, а может хорошие друзья или те, соседи этажом ниже – все они медленно и лениво ждут. Все такие же желтые и горькие, а днем у всех дела, и каждому, наиподлейшему подлецу мерещится свой Сингапур.
А громче всех звучит тихий шепот Шошеньки:
- Ну давайте же, Вертинский. Спойте.
Внутри подвальчика по вечерам всегда клубился горько-желтый дым обид. Но это ничего, но это ведь пройдет, стоит только выпить рюмку дешевого портвейна. А может, и скорее всего, рюмку не одну.
В полутемном зальчике всего восемь столиков и маленькая сцена. Каждый вечер, после полуночи и шести рюмок ликера, он поднимается на сцену и что-нибудь читает. При этом, его цилиндр почти касается потолка, да, там так низко. Потолок копченый.
А до этого, он сидит в уголке и ждет. Иногда, но это редкость, сюда захаживает Маяковский. Пьет водку и ест черный хлеб с солью, громко хохочет, хлопает его по плечу, как старого друга и знакомого. Как брата. А их даже никто не представил друг другу.
Он думает, что совсем незаметный и никто не знает,что за человек здесь сидит. Однако всегда, когда она с подносом и первой рюмкой, и сладким десертом подходит к его столику что-то нечаянно случается. Хорек шепчет ему в ухо со стороны головы польские и чешские сказки.
Златовласка влюбилась в Иржика и вместе они убили глупого короля, которого никто не любил – так рассказывала мама. От этого осталась только перспектива. Маленький мальчик, конечно же, не знает, почему у мамы такие худенькие плечики и жадные глаза.
Наверно поэтому, когда Шоша подходит с подносом, рюмкой и десертом, он всегда угощает ее кокаином. Чуть-чуть.
У Шошеньки нет никого на свете, длинные золотые косы, и маленькая спаленка в доме наискосок. Шошанна любит кокаин, которым ее угощает этот странный господин. У господина нервные пальцы, он никогда еще не расстегнул белье на Шошеньке с первого раза. Уходит он всегда рано утром, но перед этим, зачем-то целует Шошу в левую лопатку, если она спит на животе. А если на спине – то в правую грудку.
Закрывая дверь, он тихонько мяукает.
Максимилиан пьет вино и уже, который вечер мучительно страдает. Не помогают даже тонкие ножки Вирки и ее черные кружевные чулочки. Сам того не замечая, он с каждым вечером и каждой рюмкой коньяка, влюбляется в Вирку все сильнее. А она, чешская княжинка, теперь здесь, в четырех кривых переулочках, носит черную шляпку с черным пером. У нее самые обычные глаза и немного печальные волосы.
Маленькая молоденькая актриса с постаревшими глазами пьет горькую. Она, потомственная актриса, как ее мать, и бабушка, и снова, как они – беременна. Так вышло уж, бич ее фамилии – ростовские и харьковские проезжие актеры. Грустные Пьеро с похотливыми глазами убежденных мясников. Но она не вызывает у них отвращения. Очередной с наслаждением стирает с ее кожи белила и румяна, театральные ужимки и гордость. А ей хорошо. И значит, она сумеет и успеет набрать денег на прерывание, правда?
В неизменном фраке и цилиндре он каждый вечер приходит в подвальчик. В нужное время восходит на сцену.
Гнилые лицемеры, а может хорошие друзья или те, соседи этажом ниже – все они медленно и лениво ждут. Все такие же желтые и горькие, а днем у всех дела, и каждому, наиподлейшему подлецу мерещится свой Сингапур.
А громче всех звучит тихий шепот Шошеньки:
- Ну давайте же, Вертинский. Спойте.
А если там, под сердцем – лёд, то почему так больно жжёт?
Я вот тут подумал, и действительно. Какого черта ты обязан терпеть все мои выходки и не обижаться. Какого черта ты вообще обязан меня терпеть. Будь я на твоем месте, то обязательно бы от себя ушел, да я и хочу уйти, собственно говоря. Всегда мечтал это сделать, но попытки проваливались по техническим причинам.
Так вот, Илья, ты святой. Самый настоящий и самый терпеливый. Уж не знаю (не хочу даже) из чего ты там на самом деле сотворен, предполагается, что из того же самого, что и остальные, но на деле это больше похоже свет и ветер.
Так вот, Илья, ты святой. Самый настоящий и самый терпеливый. Уж не знаю (не хочу даже) из чего ты там на самом деле сотворен, предполагается, что из того же самого, что и остальные, но на деле это больше похоже свет и ветер.
А если там, под сердцем – лёд, то почему так больно жжёт?
А если там, под сердцем – лёд, то почему так больно жжёт?
0:44
Самое время восторженно подвывать, молитвенно складывать конечности и пугать соседей.
Черный пепел на белых плитках
Мне уже не исправить мои ошибки
Я устал, но в моей природе
По утру вставать при любой погоде
А потом идти, не замечая прохожих
Может быть так и надо?
Я чувствую кожей
Что настанет вечер, опять стемнеет
И опустятся руки, и рот онемеет
И не будет надежд, но останутся силы
Говорить, говорить, жить лишь тем, что было
Выпить все, что есть, не нарушив правил
И уйти в никуда, за собою оставив
Черный пепел на белых плитках (с)
Самое время восторженно подвывать, молитвенно складывать конечности и пугать соседей.
Черный пепел на белых плитках
Мне уже не исправить мои ошибки
Я устал, но в моей природе
По утру вставать при любой погоде
А потом идти, не замечая прохожих
Может быть так и надо?
Я чувствую кожей
Что настанет вечер, опять стемнеет
И опустятся руки, и рот онемеет
И не будет надежд, но останутся силы
Говорить, говорить, жить лишь тем, что было
Выпить все, что есть, не нарушив правил
И уйти в никуда, за собою оставив
Черный пепел на белых плитках (с)
вторник, 22 июня 2010
А если там, под сердцем – лёд, то почему так больно жжёт?
За звезду полжизни
За луну свободу
Я целую небо
А оно льет воду (ц)
За луну свободу
Я целую небо
А оно льет воду (ц)
четверг, 17 июня 2010
А если там, под сердцем – лёд, то почему так больно жжёт?
Завтра я иду пить. Много, долго и очень, очень весело. Потому, что всем будет настолько грустно, что целый вечер мы будем ржать и пугать прохожих. Тоже много, долго и со вкусом. А в понедельник мы все разойдемся. Думаю, это будет быстро и довольно незаметно.
воскресенье, 13 июня 2010
А если там, под сердцем – лёд, то почему так больно жжёт?
Иногда мне так отчаянно, дико и безумно. До истерики и дрожания рук. Просто. Хочется выключить звук, нажатьем курка у виска.
четверг, 10 июня 2010
А если там, под сердцем – лёд, то почему так больно жжёт?
От стены до стены -
Раздвигая ладонями воздух,
Собирая осколки промозглой весны
И надеясь на лучшее. Может быть, поздно.
Нам ответы такие пока не даны.
За секунду до взрыва
Не волнуйся, любимая, я, наконец, дошел
Через все запятые до самой последней точки.
И хочу тебе сообщить, что не будет больше
Ни строчки
Которые бы я, любя,
Написал для тебя.
Раздвигая ладонями воздух,
Собирая осколки промозглой весны
И надеясь на лучшее. Может быть, поздно.
Нам ответы такие пока не даны.
За секунду до взрыва
Не волнуйся, любимая, я, наконец, дошел
Через все запятые до самой последней точки.
И хочу тебе сообщить, что не будет больше
Ни строчки
Которые бы я, любя,
Написал для тебя.
А если там, под сердцем – лёд, то почему так больно жжёт?
Все, я жив и свободен.
Успел сдать все экзамены.
Успел сдать все экзамены.
понедельник, 07 июня 2010
А если там, под сердцем – лёд, то почему так больно жжёт?
Это так неописумо забавно. Когда люди все понимают, но ничего не хотят делать. А только жалуются. И рассказывают о своих слабостях.
А если там, под сердцем – лёд, то почему так больно жжёт?
До чего же забавно, словами не описать даже.
Я говорю, а мне в рот заглядывают. Я что, истины изрекаю, может, пророчествую? А ты, что, ответы заранее планируешь, пишешь в блокноте, а потом учишься произносить? Все суета сует и томленье духа? Очень извиняюсь, но суета суёт, не более того.
Так вот, дорогой человек, это не "фразы, сказанные с умом", это просто маразм бабочек, превратившихся в тараканов, и принципы. Большие и толстые. Ты еще просто невероятно молод и наивен, но учись отличать их. Не слушай табуретки и не верь во всю грязь, о которой они говорят.
Я говорю, а мне в рот заглядывают. Я что, истины изрекаю, может, пророчествую? А ты, что, ответы заранее планируешь, пишешь в блокноте, а потом учишься произносить? Все суета сует и томленье духа? Очень извиняюсь, но суета суёт, не более того.
Так вот, дорогой человек, это не "фразы, сказанные с умом", это просто маразм бабочек, превратившихся в тараканов, и принципы. Большие и толстые. Ты еще просто невероятно молод и наивен, но учись отличать их. Не слушай табуретки и не верь во всю грязь, о которой они говорят.
вторник, 01 июня 2010
А если там, под сердцем – лёд, то почему так больно жжёт?
Я не человек, совершенно точно не человек. Мне похуй. Разве людям бывает похуй? Так вот, людям - нет.
Я вчера совершенно точно понял, что живу в городе пришельцев-мутантов. И... мне плевать на это с высокой колокольни на каждую мимопроходящую лысину. Абсолютно плевать. На результаты экзаменов. Просто плевать на все.
Ненавижу лето.
Я вчера совершенно точно понял, что живу в городе пришельцев-мутантов. И... мне плевать на это с высокой колокольни на каждую мимопроходящую лысину. Абсолютно плевать. На результаты экзаменов. Просто плевать на все.
А если там, под сердцем – лёд, то почему так больно жжёт?
Господи Боже. Господи Боже. Какая глупость...
Ты в него вроде и не веришь, а обратиться больше не к кому.
Ты в него вроде и не веришь, а обратиться больше не к кому.
среда, 26 мая 2010
18:58
Доступ к записи ограничен
А если там, под сердцем – лёд, то почему так больно жжёт?
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
воскресенье, 23 мая 2010
А если там, под сердцем – лёд, то почему так больно жжёт?
Мне вот с самого детства очень интересно чего же такое Бог подает тем, кто встает рано. И почему от этого "чего-то" только больше хочется спать.